В Москве, кажется, нет второго такого дома, который был бы полностью увешан мемориальными табличками, как известный Дом на набережной. И нет в столице второго такого загадочного здания. В отличие от многих легендарных и населённых призраками объектов столицы, дом №2 на улице Серафимовича не имеет многовековой истории. Его строительство было закончено в 1931 году, и туда сразу же вселились партийные деятели, Герои Гражданской войны и войны в Испании, старые большевики, выдающиеся учёные и писатели, служащие Коминтерна.
С 1931 года по ноябрь 1939 в этом доме жил и культовый советский писатель Юрий Трифонов. Именно с его лёгкой руки «Дом на набережной», официальное название которого «Дом для ответственных работников ЦИК и СНК Союза ССР, ВЦИК и СНК РСФСР», вошёл в городской фольклор под этим именем.
И у стен есть уши…
Дом на набережной, если верить молве и мнению некоторых археологов, построен на месте пыточных палат Малюты Скуратова, в которых главным опричником было уничтожено множество врагов Ивана Грозного. Пыточные палаты стояли на берегу Москвы-реки и были соединены с Кремлём подземными ходами. После сноса пыточных палат это место на Берсеневской набережной долго пустовало, потом на этом месте находились винно-соляные склады. В начале XX века, на пустыре над Москвой-рекой было решено построить дом для партийных работников и новой элиты.
Построенный по проекту Бориса Иофана в стиле позднего конструктивизма двенадцатиэтажный дом с 24 подъездами имел 505 квартир, которые стали западнёй для каждого третьего жильца нового дома – чёрные воронки, во время Большого террора 1930-ых годов, подъезжали к дому каждую ночь. Многие жителя Дома на набережной были репрессированы целыми семьями.
Но в далёком 1931 заехать в дом №2 на улице Серафимовича было настоящим счастьем. На каждом этаже элитного дома – по две квартиры с паркетом и фресками на потолках. Мебель была унифицирована: стулья, столы, буфеты и прочее имели бирки инвентарных номеров. Жильцы, въезжая, подписывали акт приемки, в котором учитывалось всё - вплоть до шпингалетов и дубовой крышки от унитаза. На первом этаже располагались: помещение клуба ВЦИК имени Рыкова (сегодня это Театр Эстрады), кинотеатр на полторы тысячи мест, спортивный зал, универмаг, прачечную и амбулаторию, сберкассу и отделение связи, детский сад и ясли. По талонам в столовой, которая находилась там же, жители дома получали готовые обеды и сухие пайки. Во внутренних дворах радовали глаз газоны с фонтанами.
Одна из главных загадок дома — подъезд №11 — изначально нежилой. В нём нет ли лифтов, ни квартир. Сегодня предполагается, что отсюда или прослушивали квартиры жильцов других подъездов, или за стенами скрыты некие тайные помещения. Может быть, именно в подвале под подъездом №11 находится вход в тоннель, связывающий дом с Кремлём и Лубянкой.
Более того, есть мнение, что агенты госбезопасности попадали на лестничные площадки не через подъезды, а по системе мусоропровода. Потом арестованных спускали на лифте в подвал, на минус третий этаж, где уже дожидалась вагонетка. Оттуда по подземному ходу их доставляли прямо на Лубянку.
Агентов НКВД в Доме на набережной было немало. Чекисты не только имели здесь свои конспиративные квартиры, где встречались со своими осведомителями или прятали таинственных жильцов, но и работали в доме под видом комендантов, консьержей, лифтёров. Кроме того, говорили о том, что многие стены имеют связанные между собой полости, по которым сотрудники НКВД могли перемещаться и подслушивать разговоры высокопоставленных жильцов.
Папина дочка.
В Дома №2 на улице Серафимовича и близ него можно встретить призрак юной девушки, который москвичи прозвали Дочерью Командарма. Если верить городской легенде, это призрак дочери одного из высокопоставленных военных, которого арестовали днём на службе. Арестована была и его жена, а вечером сотрудники НКВД приехали и за девушкой. Но увезти её оказалось не так легко: девушка заперлась в квартире, заявив, что никого не впустит и будет отстреливаться из отцовского нагана.
Дочь военного было решено забаррикадировать в квартире, отключив газ, свет и воду. Её крики и мольбы прийти на помощь слышал весь подъезд, но помочь никто не решался из-за страха перед чекистами. Девушка якобы умерла на десятый день…
До сих пор её неуспокоенная душа блуждает по дому и по набережной рядом с Театром эстрады. По поверью, после встречи с призраком Дочери Командарма, чтобы избежать предвещаемого ею несчастья, нужно дать милостыню первому же нищему.
Танго в пустоте.
Известный писатель и сценарист Эдуард Хруцкий тоже был жильцом Дома на набережной. Говорят, что ему пришлось однажды лично удостовериться в существовании призраков.
Хруцкий близко дружил со своими соседями сверху, и однажды застал их за сбором вещей. На все расспросы они ответили, что получили долгожданное разрешение на выезд в Израиль, но на сборы дано меньше суток и с собой разрешено взять лишь несколько чемоданов. На следующий день какие-то люди вывезли из квартиры всю мебель, вплоть до скрипучих табуреток. Она осталась совершенно пустой, только по углам валялись пачки старых газет и журналов.
Через несколько дней после отъезда соседей, Эдуард Хруцкий услышал, что из их квартиры раздаётся музыка – довоенное танго «В парке Чаир». Он поднялся на этаж выше, подошел к дверям, за которыми явственно звучала старая мелодия, и нажал кнопку звонка. Музыка моментально стихла, оборвавшись на полуслове. Полная тишина. Хруцкий потянул за ручку, и дверь открылась. Он включил свет в коридоре, прошел по квартире – она была совершенно пуста.
Гораздо позже писателю удалось узнать, что до его эмигрировавших в Израиль соседей в той квартире жила семья репрессированных, которые очень любили это танго.
При свете дня.
Сегодня Дом на набережной объявлен памятником истории и охраняется государством. В доме расположены жилые корпуса, Театр Эстрады, кинотеатр «Ударник», магазин сети «Седьмой континент», студия звукозаписи «SOUNDWORX», Дом Российской Прессы и ряд прочих коммерческих организаций. В 1988 году по инициативе Тамары Тер-Егиазарян, жившей в дома с 1931 года, открыт краеведческий музей, в котором воспроизводится атмосфера 1930-ых.
Это огромное серое здание на Берсеневской набережной – символ советской эпохи, её великих достижений и кровавых потерь.
Построенный на болоте
Место, где стоит дом, издавна называли Болотом – из-за водоема, заросшего тиной и ряской. В XVI веке боярин Берсеня Беклемишев (по его имени и набережная названа Берсеневской) начал строить тут свои палаты. Не достроил – был казнен по приказу царя Василия III.
Строительство завершил думский дьяк Аверкий Кириллов, но и тому не довелось пожить на новом месте: погиб во время стрелецкого бунта. Примерно в те же годы на Болоте казнили государственных преступников, разбойник Ванька Каин грабил здесь проезжавших купцов, а совсем неподалеку устраивали кулачные бои. Одним словом, место гиблое, не для жизни…
Однако именно в районе Берсеневской набережной, на улице Всехсвятской, что на правом берегу Москвы-реки, на месте бывшего Винно-Соляного двора, в конце 20-х годов прошлого столетия решили строить «Дом будущего» для партийной элиты. Официально он тогда именовался «домом для ответственных работников ЦИК и СНК Союза ССР, ВЦИК и СНК РСФСР».
Проектом руководил архитектор Борис Иофан. Фундамент поставили прямо на надгробиях старого церковного кладбища.
Общая площадь сооружения составила 400 тысяч квадратных метров. Таких гигантов Москва еще не знала. В здании было 10 этажей, на каждом по две квартиры с общей лестничной клеткой. В каждом подъезде – лифт. Кроме 505 квартир в доме располагались магазины, прачечная, парикмахерская, столовая, поликлиника, детский сад, почта, телеграф, сберкасса, спортзал, кинотеатр, клуб. Партийным чиновникам старались обеспечить комфортное существование.
Среди первых жильцов дома были маршалы Тухачевский и Жуков, Берия, дети Сталина. Заселялись жильцы по особым правительственным спискам.
Под надзором Лубянки.
Дом был сдан в начале 30-х годов. О нем всегда ходило множество легенд.
Например, в здании нет 11-го подъезда. Во время строительства, в 1930 году, произошел пожар. Проект не укладывался в сроки, и тогда было решено поделить площадь квартир 11-го подъезда между соседними с ним 10-м и 12-м, так как эти подъезды по первоначальному замыслу якобы должны были быть особо привилегированными и иметь по одной квартире на каждом этаже.
А ведь подъезд – это не только квадратные метры квартир, но и переходы с этажа на этаж – лифты, лестницы, лестничные клетки. Куда «ушли» квартирные метры – понятно, они присоединились к соседним квартирам. А куда делось остальное пространство?
Рассказывают, что между стенами квартир тянулись тайные коридоры, куда каждый вечер проникали сотрудники Лубянки, чтобы слушать, о чем говорят жильцы.
То и дело кого-то арестовывали, но соседи ничего не видели, так как агенты госбезопасности попадали на лестничные площадки не через подъезды, а по системе мусоропровода. Рассказывают, что арестованных спускали на лифте в подвал, на минус третий этаж, где уже дожидалась вагонетка. Оттуда по подземному тоннелю их доставляли прямо на Лубянку…
Дочь Командарма и другие призраки.
Еще когда дом только заселялся, по ночам в окрестностях здания видели призрак девушки в цепях и силуэт разбойника Ваньки Каина, а у Кирилловских палат слышались какие-то вопли и стоны. Ныне ходят слухи, будто бы по ночам хозяевам квартир не дают покоя крики, шаги и голоса. Это якобы фантомы бывших жильцов не находят себе покоя…
А еще близ Дома на набережной появляется призрак, известный как Дочь Командарма. По бытующей в народе версии, родителей девушки во время репрессий арестовали днем на службе. Вечером приехали за их дочерью из НКВД. Но девушка заявила, что никого не впустит, а первого, кто решится войти в дверь, застрелит из отцовского нагана. Она прекрасно стреляла. Доложили наркому Ежову, он распорядился наглухо забить в квартире все входы и выходы, отключить воду, свет и телефон. Неделю девушка звала на помощь, но соседи даже близко боялись подойти к квартире.
В конце концов крики затихли. Не то она умерла от голода и жажды, не то застрелилась сама. Но с тех пор по ночам ее можно встретить на набережной рядом с Театром эстрады. По поверью, после встречи с Дочерью Командарма следует подать милостыню первому попавшемуся нищему - иначе усопшая вас накажет!
Любопытную историю поведал один из жильцов, известный писатель и сценарист Эдуард Хруцкий (ныне уже покойный):
«Я близко дружил с соседями сверху, очень приятные были люди. Приближался Новый год, я поднялся к ним в квартиру, чтобы пригласить их отметить праздник вместе и застал их пакующими вещи. Они получили долгожданное разрешение на выезд в Израиль. На сборы дали меньше суток, с собой разрешили взять лишь несколько чемоданов. На следующий день какие-то люди вывезли из квартиры всю мебель, вплоть до скрипучих табуреток. Она осталась совершенно пустой, только по углам валялись пачки старых газет и журналов.
Но жизнь продолжалась, через два дня – Новый год. Как всегда, мы встречали его в шумной компании. Гости разошлись далеко за полночь. Я вышел из прокуренной квартиры на балкон глотнуть воздуха и неожиданно услышал, что наверху играет музыка. Было такое танго довоенное - «В парке Чаир». Мне стало любопытно: неужели новые жильцы въехали так, что никто этого не заметил?»
Хруцкий поднялся на этаж выше, подошел к дверям, за которыми явственно слышалась старая мелодия, и нажал кнопку звонка. Музыка моментально стихла, оборвавшись на полуслове. Полная тишина. Хруцкий потянул за ручку, и дверь открылась. Он включил свет в коридоре, прошел по квартире – она была совершенно пуста.
Позже писатель узнал, что в 30-е годы там жила семья репрессированных, которые до ареста очень любили слушать это танго…
«Гений места»
С Домом на набережной связана и история одной из самых неординарных личностей прошлого столетия - Левы Федотова. И по сей день исследователи строят догадки: как простой московский старшеклассник сумел в своем дневнике не только точно предсказать дату начала Великой Отечественной войны, но и практически описать весь ее ход?
Лев Федотов родился 10 января 1923 года. В 1932 году семья Федотовых получила квартиру в знаменитом Доме на набережной. А еще три года спустя отец Левы, ответственный партийный работник, трагически погиб на Алтае.
Подросток был болезненным и очень много читал. Его сосед по дому, будущий писатель Юрий Трифонов, вспоминал: «Он был удивительно всесторонне развитой личностью… увлекался в особенности минералогией, палеонтологией, океанографией, прекрасно рисовал, его акварели были на выставке, он был влюблен в симфоническую музыку, писал романы в толстых общих тетрадях в коленкоровых переплетах…»
С 1940 года Федотов начинает вести подробные дневники, в которых не только описывает события собственной жизни, но и очень подробно рассказывает о том, что должно случиться в мировых масштабах. Свою тайну Лева тщательно скрывает даже от самых близких.
С началом войны, несмотря на слабое здоровье, юноша настойчиво просится добровольцем на фронт. Наконец его направляют в учебную часть под Тулой. Но добраться до фронта Федотову так и не суждено: 25 июня 1943 года грузовик с призывниками попадает под бомбежку на Курской дуге…
Много лет спустя, незадолго до смерти, мать Левы, Агриппина Николаевна Федотова, передала 15 тетрадей, исписанных мелким почерком сына, другу его детства, писателю Михаилу Коршунову. Так дневники московского школьника начала 40-х стали достоянием общественности. Их появление вызвало самую настоящую сенсацию: ведь Лева, получается, заранее предвидел события, о которых знать никак не мог!
Так, в записи от 27 декабря 1940 года Федотов приводит свой спор с одноклассниками. Речь шла о космических полетах. Федотов тогда шутя заявил, что американцы полетят на Марс в 1969 году. Он немного ошибся: в 1969 году американцы полетели не на Марс, а на Луну.
5 июня 1941 года Лева выводит в своем дневнике: «Я думаю, что война начнется или во второй половине этого месяца, или в начале июля, но не позже, ибо ясно, что германцы будут стремиться окончить войну до морозов».
Впоследствии читавшие дневник историки были шокированы: рядовой советский школьник не только изложил в своих записях детали сверхсекретного плана Гитлера «Барбаросса», но и отразил все подробности его провала. Он также предсказал весь ход войны, предвидел, какие страны войдут в антигитлеровскую коалицию, предрек штурм Берлина.
В том же дневнике есть фраза: «Я, правда, не собираюсь быть пророком, но все эти мысли возникли у меня в связи с международной обстановкой, а связать их, дополнить, помогли мне логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее покажет».
Откуда взялись у обычного старшеклассника сведения о «международной обстановке»? Информация, просачивавшаяся в прессу, была весьма скудной и подвергалась тщательной цензуре. В основном газеты печатали радужные статьи по поводу советско-германского пакта о ненападении. Доступа к секретным архивам у Федотова не было. Между тем в день подросток исписывал мелким почерком по сто страниц текста. Нет никакого сомнения в том, что «логические рассуждения» тут абсолютно ни при чем: записи велись в некоем измененном состоянии сознания.
Существует также легенда о том, что в конце 90-х годов диггеры нашли в катакомбах под Берсеневской набережной толстую тетрадь в коричневом кожаном переплете с надписью «Лева Федотов. История будущего». И что будто бы там рассказывается уже о событиях наших дней! В частности, упоминается, что в начале XXI века президентом США станет чернокожий и его правление будет сопровождаться экономическими и политическими катаклизмами, а в 2009 году в горах Швейцарии появится лаборатория, в которой будут проводиться эксперименты, способные перевернуть весь мир…
Ясно, что речь идет о Бараке Обаме и Большом адронном коллайдере! К концу же этого столетия, обещает автор «Истории будущего», планетой будет управлять единое правительство, а границы между государствами станут условными…
Впрочем, не исключено, что история о таинственной кожаной тетради – всего лишь утка. Так или иначе, тайну своих предсказаний Лева Федотов унес с собой в могилу. Да и тайны мрачного дома, где он жил, пока тоже остаются за семью печатями – ведь там по-прежнему живет элита.
Возводить этот таинственный особняк начал боярин Берсеня Беклемишев в далеком 16-м веке. Достроить палаты он так и не успел, поскольку был казнен по распоряжению царя Василия III. Место, где располагался дом, издревле называли Болотом (из-за находящегося поблизости водоема, густо заросшего ряской и тиной).
Строительство печально известного здания закончил дьяк по имени Аверкий Кириллов. Но и ему не удалось насладиться жизнью в свежевыстроенных палатах - в ту пору случился стрелецкий бунт, во время которого дьяк был убит.
Постепенно Болото приобрело . Здесь грабила заезжих купцов шайка знаменитого разбойника Ваньки Каина, здесь же часто устраивали казни государственных преступников. Несмотря на такое историческое прошлое, именно в районе Бресневской набережной в начале 20-х годов минувшего столетия начали возводить легендарный «Дом будущего», предназначавшийся для партийной элиты СССР.
Мега-проект эпохи социализма
Общая площадь дома на набережной в Москве составила порядка 400 000 м2. Десятиэтажное строение насчитывало 505 квартир и множество инфраструктурных объектов. Здесь находилась парикмахерская, прачечная, магазин, детский сад, телеграф, почта, спортзал. Словом, все, что нужно для комфортной жизни. Первыми жильцами знаменитого дома стали Берия, маршалы Жуков и Тухачевский, дети Сталина. Расселение осуществлялось по особым правительственным спискам.
Беспокойные соседи
Странные вещи начали происходить, когда дом стали 
заселять первые жильцы. Поговаривали, что в темных коридорах строения можно было мельком увидеть силуэты разбойника Ваньки Каина и печальной бледной девушки. Владельцев квартир по ночам беспокоили шаги и призрачные голоса.
Впрочем, вполне вероятно, что соседями жильцов стали не только . Дело в том, что дом на набережной в Москве не имеет 11-го подъезда. В 1930 году, когда объект находился на стадии строительства, случился сильный пожар. Застройщик опасался сорвать сроки введения объекта в эксплуатацию. Было решено отказаться от 11-го подъезда и распределить полезную площадь между подъездами 10-м и 12-м.
Квадратные метры квартир были перераспределены, но куда «ушли» лестницы, лифты и лестничные клетки - осталось загадкой. Долгое время ходили упорные слухи о том, что «тайными коридорами» пользовались сотрудники Лубянки, чтобы следить за жильцами. Якобы по ночам агенты госбезопсности арестовывали неугодных…
Призрак дочери командарма
С домом на набережной связана еще одна интересная легенда. Если верить очевидцам, то в сумерках поблизости от строения можно увидеть призрак молодой девушки, известный как дочь командарма.
Родители девушки были репрессированы, спецслужбы попытались арестовать и ее саму. Однако дочь командарма заявила сотрудникам НКВД, что застрелит из отцовского нагана всякого, кто попытается выломать дверь. Тогда по приказу наркома Ежова входы и выходы в квартиру наглухо забили, а также отключили электричество, воду и телефонную связь.
Девушка звала на помощь в течение недели. Однако соседи не реагировали, люди боялись даже близко подходить к квартире дочери командарма. Что случилось с девушкой потом, легенда умалчивает. По одной версии она застрелилась, по другой - умерла от голода и жажды. С тех пор по ночам ее призрак бродит по набережной рядом с Театром эстрады.
С московским домом на набережной связано множество интересных мифов, загадок и тайн. Однако на этом его история не заканчивается, ведь здесь по-прежнему живут представители элиты.
Летом 1963-го совершенно независимо друг от друга две лично незнакомые, но перекрещенные временем и общностью судеб женщины исповедуются в письмах. Одна — в двадцати эпистолярных разговорах с воображаемым другом. Другая - в четырнадцати посланиях подруге своей расстрелянной матери, Елене Булгаковой, вдове Михаила Булгакова. Одну зовут Светлана Аллилуева, другую - Владимира (Мира) Уборевич
Одна из этих женщин пишет в уже тогда элитной Жуковке, другая, по вечерам, после работы - в менее пафосном, но тоже известном дачном месте, Малаховке. Обе заканчивают свои тяжелые исповеди в августе 63-го. Исповедь первой увидела свет в 1967-м, в Лондоне. Письма второй - лишь в 2008 году, в Москве.
Десять лет
спустя Они могли пересечься в детстве ровно по той причине, что их родители занимали высокие государственные посты, а отец одной отправил на казнь отца другой. И та и другая упоминают семейные посещения дачи Микояна в Зубалове. Мира Уборевич была знакома с Кирой Аллилуевой, приемной дочерью брата Надежды Аллилуевой, жены Сталина. Девочки были почти однолетками - Мира Уборевич родилась в 1924-м, Светлана Аллилуева - в 1926-м. Обе любили своих отцов, а занятые отцы не чаяли души в маленьких дочках. К тому же поколению (родился в 1925-м) относился Юрий Трифонов. Свои «письма другу» он писал всю жизнь - в «Доме на набережной », «Времени и месте», незаконченном и уже совсем откровенном романе «Исчезновение »: столь мощной оказалась душевная травма от ареста отца, Валентина Трифонова, «старого большевика». Именно тогда, ближе к середине 60-х, младший Трифонов написал книгу об отце - «Отблеск костра».
Вероятно, именно спустя десятилетие после смерти Сталина у детей тех, кто прикоснулся к тому «костру», о котором писал Трифонов, или просто сгорел в нем дотла, возникла необходимость разобраться в произошедшем, исповедаться на бумаге. Уже двигалась к неизбежному окончанию оттепель и готовилась - невидимо, исподволь - бархатная ресталинизация. Вот двадцатое письмо Аллилуевой: «Все вздохнули свободнее, отведена тяжелая, каменная плита, давившая всех. Но, к сожалению, слишком многое осталось без изменения - слишком инертна и традиционна Россия, вековые привычки ее слишком крепки».
Точки съемки
Письма Аллилуевой и Уборевич создают поразительный оптический эффект: одно и то же время, почти одни и те же события показаны с разных точек съемки. Сначала различий почти нет: в фокусе - дружные семьи, детские праздники, запах табака добрых улыбающихся отцов, залитые утомленным солнцем дачи, квартира в Кремле, генеральские хоромы в арбатских переулках, круг общения - элита политическая, военная, артистическая. Уборевичей посещают Давид Штеренберг, Лиля Брик, Александр Тышлер. Друзья Миры - дочери Тухачевского, Гамарника, Бухарина, сын Якира. Затем оптика меняется, обнаруживаются верные признаки перемены участи: для отцов, в том числе и для будущего «отца всех народов», был четкий знак - самоубийство Орджоникидзе. Для Миры Уборевич - выстрел в квартире сверху: покончил с собой Ян Борисович Гамарник, начальник политуправления РККА. Пятое письмо Уборевич: «В комнату, где лежал Я.Б., нас не пускали. Мы с Ветой (дочь Гамарника. - The New Times ) сидели в большущей гостиной и рассматривали альбом с фотографиями, зачерчивали черным карандашом тех, кто уже из военных пропал».
Семьи репрессированных сначала отправляют в Астрахань. Друзья - дети Уборевича, Гамарника, Тухачевского, Якира - идут в кино: «До фильма с эстрады «клеймили позором» наших отцов. Мы пересмеивались. Нам не было стыдно, не было обидно. Мы презирали всех... мы ничему не верили».
Отцы и дети
А потом для Миры Уборевич наступил сплошной многолетний кошмар. Арест матери, Нижне-Исетский детский дом, наконец - Лубянка, Бутырка, пересылки, лагерь в Воркуте. И вечные поиски матери: «Я всю жизнь до возвращения в Москву в 57-м году ждала встречи с мамой... и только когда в 56-м году попросила А.И. Микояна помочь маму разыскать, поверила ему - их (матерей Уборевич, Тухачевской, Гамарник. - The New Times ) нет».
А в детдоме Мира Уборевич продолжала ждать отца. Строки столь же щемящи, как у Трифонова во «Времени и месте»: «Надо ли вспоминать, о чем говорили отец с матерью, не слышавшие мальчика? «Ты мне обещал! Ты мне обещал!» - ныл мальчик и дергал отца за палец... Надо ли - о людях, испарившихся, как облака? Надо ли... о том, как отец не вернулся даже накануне парада... и они с мамой.. сидели в пыльной квартире до вечера, ожидая, что принесут телеграмму, но телеграмму не принесли?» Из писем Уборевич: «Я много лет жизни в детдоме не уставала мечтать о папином приезде за мной, в прохожих искала папу и была уверена, что он вернется, что его гдето прячут. Как-то даже мне показалось, что он идет по шоссе». ...
Лощеный лубянский следователь возмутился, когда Уборевич сказала ему, что сидит за отца: «У нас дети за отцов не отвечают!» Дети ответили в том числе и за грехи отцов - ведь легендарные командармы отнюдь не были ангелами, а потому в 1937-м твердо знали, что с ними сделает один из добрых папочек. Светлана Аллилуева в своих письмах была чрезмерно прекраснодушна: «Все мы ответственны за все... пусть придут молодые... которым все эти годы будут - вроде царствования Иоанна Грозного - так же далеки и так же непонятны... И вряд ли они назовут наше время «прогрессивным»...»
Ничего - назвали. Сегодня наша страшная история не столько переживается заново, сколько переписывается - в речах дуумвиров и школьных учебниках. За грехи прадедушек отдуваться будут правнуки.
Уборевич Владимира. 14 писем Елене Сергеевне Булгаковой /Сост. Ю. Кантор. М., издательство «Время», 2008, 176 стр.
Владимира Иеронимовна Уборевич родилась в 1924 году. Отец - знаменитый командарм Иероним Петрович Уборевич, расстрелян в 1937 году по делу о «военно-фашистском заговоре в РККА» (вместе с М. Тухачевским, И. Якиром, А. Корком). Мать Нина Владимировна расстреляна в 1941 году за «антисоветскую агитацию». Владимира Уборевич до 1941 года воспитывалась в детском доме. В 1944 году осуждена на пять лет за «антисоветскую агитацию», освобождена по амнистии в 1947-м. Жила в Воркуте, с 1957-го, после реабилитации отца и матери, живет в Москве.
Из протокола допроса Уборевич В.И. от 6 ноября 1944 года (ЦА ФСБ РФ) «В 1942 г. в беседах с Тухачевской (Светлана Тухачевская, дочь Михаила Тухачевского. - The New Times )... я высказывала клевету на органы НКВД, говорила, что враги народа - мои и ее родители - арестованы были неправильно... что если бы были живы враги народа Уборевич и Тухачевский, то положение на фронтах Отечественной войны было намного лучшим и Красная Армия в начале войны не терпела бы временных неудач».
